Анастасия Вяльцева - «белая цыганка», «королева романса»
Анастасию Вяльцеву называли «Несравненной». Именно так, с большой буквы. Она вошла в искусство «белой цыганкой», «королевой романса». Ее имя, гремевшее по всей дореволюционной России и стоявшее в одном ряду с великими именами Шаляпина, Собинова, Горького, Станиславского, Блока, на какое-то время незаслуженно забыли. Но ее богатые исполнительские традиции продолжали жить в творчестве наших лучших эстрадных певиц, а романсам из ее обширного репертуара была уготована долгая жизнь — и на сцене, и вне нее.
«Все говорят, что я ветрена бываю», — так пела Вяльцева в одном из своих «коронных» романсов. А в жизни она была серьезной и обстоятельной, скромной и трудолюбивой, сердечной и простой в обхождении, деловитой и практичной, так же как и ее мама Мария Тихоновна, неустанно дежурившая у постели дочери; доброй христианкой, не поверившей гороскопу, предсказавшему ей болезнь и смерть в 1913 году.
К несчастью, все именно так и случилось. Она уже давно неважно себя чувствовала, но, по собственному признанию, не могла сидеть без дела. «Я — слуга публики», — говорила о себе певица.
Вопреки предписаниям врачей она все же отправилась в длительное турне по российским городам, где ее с нетерпением ждали.
Предстояло дать 40 сольных концертов. Ей стало плохо на гастролях в Курске, прямо на сцене, во время выступления. Она всегда была хрупкая, тоненькая и бледная, с каким-то болезненным надломом, и эти модные черты эпохи декаданса, черты, роднившие ее с загадочной блоковской «Незнакомкой» и нервными томными красавицами с портретов Константина Сомова, как оказалось, таили в себе зловещие признаки смертельного недуга.
Последним городом, где она пела, стал Воронеж. Да, это был Воронеж, когда публике, как всегда до отказа заполнившей зал, пришлось ждать до десяти вечера, а занавес никак не открывали, потому что Анастасия Дмитриевна, вконец обессиленная, все не могла подняться с дивана…
Недаром ее постоянный аккомпаниатор, бессменный спутник всех ее гастрольных поездок, знаменитый Алексей Владимирович Таскин назвал этот концерт панихидой. Опираясь то на рояль, то на пианиста, пытаясь превозмочь страдания, силясь скрыть пробегавшую по ее лицу болезненную гримасу, Вяльцева пела в последний раз, еще не зная об этом. Не знала этого, не хотела в это верить и публика…